Церковные колокола       Колокола.ру

Церковные колокола и колокольное искусство

   
 

История колоколов и колокололитейное искусство

Колокол в русской литературе и искусстве

Исторические колокола

Подлинная история ссыльного углического колокола

Орнаментация русских колоколов XVI-XIX

Тайна царского серебряного колокола

Легенда о "глухом" колоколе

Русские колокололитейные заводы

Колокола Троице-Сергиева монастыря

Ростовские колокола и звоны

Псковские колокола

Звенигородские колокола

Гибель церковных колоколов в 1920-1930-е годы

Гибель церковных колоколов в 1920-1930-е годы.

 <<предыдущая  

 Гидулянов предложил и свои методы подсчета веса всех церковных колоколов по губерниям. Он оказался в отличие от Шишакова, требовавшего немедленной переливки церковных колоколов, более предприимчивым. “Валюта нам еще дороже”, писал Гидулянов, указывая на то, что в Англии и в других странах имеются любители колокольного звона, готовые хорошо заплатить за церковные колокола. “Наиболее целесообразным выходом для ликвидации у нас уникальных колоколов является вывоз их за границу и продажа их там наравне с другими предметами роскоши, искусства и т. д.”.

Ну, а я с уникальные колокола, по Гидулянову, можно было и пустить на переплавку, развивая для этого электролитическую промышленность, способствующую получению химически чистой красной меди.

Запрещение колокольного звона и настоящее преследование церковных колоколов стало признаком хорошего тона. Недавно любимые на Руси церковные колокола с их прекрасной формой и звучанием превратились в объекты ненависти и нападок. “Колокола причиняют, жаловался В. Шишаков, огромные помехи нормальному течению занятий в учреждениях, учебных заведениях, больницах и т. п.... Колокольный звон временами буквально раздирает уши”. Колокольный благовест стал внезапно мешать больницам, заводам и фабрикам, школам, руководство, а иногда и коллективы которых начали жаловаться в адмотдел Моссовета. Каждая такая жалоба нередко приводила к закрытию храма и снятию церковных колоколов.

Музейный отдел Наркомпроса в этих невыносимых условиях постоянно шел на уступки. Если по циркуляру 1927 года допускалась переплавка церковных колоколов XIX—XX веков, то с разрешения Главнауки в 1930 году охранялись лишь отдельные выдающиеся колокола.

Россия катастрофически быстро теряла свое колокольное богатство. Особенно ощутимы были изъятия церковных колоколов из исторических монастырей и храмов старинных городов. В 1929 году сняли громадный 1200-пудовый колокол с Костромского кафедрального собора и перелили его на Тульском литейном заводе. Летом 1931 года госфондовой комиссии Ивановской промышленной области были переданы многие колокола Спасо-Евфимьева, Ризоположенского, Покровского монастырей древнего Суздаля. На колокольнях этих обителей и приходских храмов оставили лишь небольшие колокола XVI—XVII веков (ЦМАМ (Центральный муниципальный архив г. Москвы), ф. Р-1, д.14, л.100).

Уничтожение церковных колоколов в Москве нередко совпадало с разрушением колоколен. В 1920-е годы были сняты и перелиты колокола с ломавшихся но указанию Моссовета колоколен Заиконоспасского, Покровского, Никитского монастырей.

Одним из тех, кто пытался препятствовать сломке московских колоколен и уничтожению колоколов был известный композитор и специалист по колокольному звону К. К. Сараджев. Этот крупнейший знаток всех колоколен и колоколов Москвы и Подмосковья предложил властям сохранять колокольни и устраивать на них колокольные концерты. “Колокола, писал в Антиквариат К. Сараджев, представляя из себя величайшую художественно-музыкально-научную ценность, они никак, ни под каким видом не должны быть подвержены уничтожению” (Цветаева А. И., Сараджев К. К. Мастер волшебного звона. М.,1988, с. 63).

Письма в защиту колоколов К. Сараджев направлял в Москоммунхоз; в административный отдел Моссовета. В числе лучших по звучанию московских колоколов композитор отмечал колокола Сретенского монастыря, на которых нередко и сам играл. Это, видно, раздражало многих ответственных работников наркоматов. Один из них, Н. С. Попов, известный борец с московской стариной, писал в 1927 году председателю Моссовета К. Я. Уханову: “Во дворе как раз в этом месте, где стоит эта чертова часовня, где гуляют только кошки и мыши, стоит еще колокольня, где сумасшедший какой-то профессор выигрывает на колоколах разные божеские гимны...” i. Призыв Попова с его по-коммунистически прямыми характеристиками был понят, и в 1928 году Москоммунхоз снес колокольню и старые постройки Сретенского монастыря. Замечательные по звуку колокола сохранились, правда, музейным отделом Наркомпроса.

Одна за другой исчезали высокие колокольни первопрестольной, придававшие неповторимый облик древней столице. После недолгой борьбы Моссовет убедил Наркомпрос отдать на слом один из самых высоких и стройных колоколен Симонова и Андроникова монастырей. Почти равная по высоте Ивану Великому величественная колокольня Симонова монастыря с 1835 года была отлично видна всем подъезжающим к столице по Курской и Рязанской железным дорогам. В мае 1929 года Главнаука согласилась на слом этой колокольни как “не имеющей историко-археологического значения”. А уже через неделю колокола с этой колокольни были забронированы за Особой частью Госфондов. Сдаче по особому акту подлежали 11 колоколов (в том числе и самые большие весом в 1000, 750, 300 пудов и т. д.). Причем, самые большие колокола относились в XVII веку и имели историческое значение. Тогда же была определена ценапо 15 рублей за пуд (всего на сумму более 32 тысяч рублей). В июле 1929 года с разбираемой колокольни колокола передавались Рудметаллторгу, который должен был перечислить на счет музейного подотдела МОНО 60 процентов их стоимости (ЦГАМО (Центральный Государственный архив Московской области), ф. 4341, on. 1, д. 255, л. 108, 113, f37).

Искус разрушения колоколен Москвы был понятен: отделы Моссовета получали огромное количество кирпича и строительного материала. Но главное, конечно, заключалось в колокольной бронзе. Ведь только два самых больших колокола, снятых с пятиярусной колокольни Андроникова монастыря, дали более 1200 пудов цветного металла. Поистине драматическими можно назвать события, происходившие в крупнейших подмосковных монастырях. Казалось, устройство в них в первые годы советской власти историко-художественных музеев должно было гарантировать неприкосновенность из замечательных по звону огромных колоколов. Но случилось как раз наоборот. Музейное дело в 1920—1930-х годах в значительной степени было лишено бюджетного финансирования и подпитывалось спецсредствами. Немалая часть этих средств складывалась за счет распродажи так называемого “немузейного имущества”, попросту говоря имущества монастырей, состоящего из предметов XIX— XX, а иногда и XVIII веков. Таковы были циничные требования финансовых органов, отражавшие позиции государства в отношении национального достояния. Приоткроем же эту, неизвестную общественности, страницу деятельности финансовых органов и музеев того времени, которым реализация церковных колоколов давала весьма ощутимые средства.

Еще в 1926 году Волоколамский уездный финотдел “положил глаз” на 16 колоколов Иосифо-Волоколамского монастыря, среди которых были г 500-, 250-пудовые, отлитые в 1712 году. В июле 1929 года в числе утилизованного имущества былк сданы на переплавку первые три колокола aecoiv 133 пуда. Далее дело пошло споро и к 1931 год} все монастырские колокола перешли в распоряжение Рудметгллторга. В январе 1930 года по распоряжению окружных финансовых органов и МОНО руководство Савви-но-Звенигородского  художественно-исторического музея приступило к организации съемки колоколов с высокой старинной монастырской колокольни. Снятие было начато 15 января рабочими Рудме-таллторга. Большие колокола во избежание порчи колокольни были разбиты на месте и сброшены. На земле оказались обломки колоколов XIX века весом до 800 пудов. Несмотря на просьбу музея сохранить для экспозиции кесарийский колокол 1781 года, Рудметаллторг забрал и его. На колокольне был, правда, оставлен славящийся своим звоном большой колокол 1667 года и небольшой часовой 1636 года. К сожалению, в начале Великой Отечественной войны при неясных обстоятельствах был разбит и уничтожен этот большой колокол весом более 2 тыс. пудов. В 1931 году Рудметаллторг забрал и 750-килограммовый колокол из бывшего Саввинского скита1(ЦГАМО, ф. 4341, on. 1, д. 537, л. 23—24)

Еще более трагической была история гибели знаменитых колоколов Троице-Сергиевой Лавры. Колокола на величественной 87-метровой лаврской колокольне поражали своей величиной и искусством колокольного литья. Самый большойЦарь-колокол, отлитый по указанию Елизаветы в 1748 году был самым большим колоколом России (после двух кремлевских). Огромные размеры и вес имел также Воскресный или Корноухий колокол (1270 пудов), отлитый знаменитым Ф. Материным в 1683 году и названный так за то, что не имел медных отливных ушей. Полиелейный (Годунов-ский) колокол весом 1850 пудов был отлит при царе Борисе Годунове в 1650 году. Самым же старым колоколом лаврской звонницы были колокол Славословной (Лебедок) весом 625 пудов 1594 года и небольшой 20-пудовый Никоновский, отлитый еще в 1420 году при игуменстве Никона. Художественно-историческое значение имели небольшие колокола 1598, 1649, 1662 года, большие Панихидный (1796 г.), Вседневный (Переспор) 1780 г. и другие. По распоряжению Главнауки в середине ноября 1929 года музейные работники Сергиевского музея с рабочими Рудметаллторга стали готовить к съемке Царь-колокол и б других крупных колоколов за исключением некоторых наиболее древних. Музей-щики, правда, никак не соглашались на уничтожение Воскресного (Корноухого) колокола, отлитого в XVII веке. Завидную настойчивость проявили руководители Московского окружного финотдела (Ба-рышев, Свет), потребовавшие от Главнауки снятия и Корноухого, обосновывая это и тем, что “помимо этого колокола в Лавре есть еще 3 колокола конца XVII века”. Уже в конце ноября 1929 года заведующий музейным подотделом МОНО Клабуновский дал разрешение Рудметаллторгу на снятие Корноухого (ЦГАМО, ф. 4341, on. 1, д. 261, л. 26—31).

За гибелью гордости России колоколов первой на Руси обители Троице-Сергиевой Лавры следили многие. Иллюстрированные печатные официозы типа “Безбожника”, “Безбожника у станка”, “Огонька” и другие печатали фотографии низверженных четырехтысячепудового Царь-колокола, а также Корноухого, Году невского и улыбающихся победителей на них. Приведем дневниковые записи писателя М. Пришвина, бывшего свидетелем этой трагедии:

“11-го (января 1930 г.) сбросили Корноухого.Как по-разному умирали колокола. Большой Царь, как Большой доверился людям в том, что они ему ничего худого не сделают, дался, опустился на рельсы и с огромной быстротой покатился. Потом он зарылся головой глубоко в землю. Толпы детей приходили к нему и все эти дни звонили в края его, а внутри устроили себе настоящую детскую комнату. Корноухий как будто чувствовал недоброе и с самого начала не давался, то качнется, то разломает домкрат, то дерево под ним трескается, то канат оборвется. И на рельсы шел неохотно, его потащили тросами... Когда он упал, то и разбился вдребезги. Ужасно лязгнуло, вдруг все исчезло: по-прежнему лежал на своем месте Царь-колокол и в разные стороны от него по белому снегу бежали быстро осколки Корноухого” ( П р и ш в и н М. Леса к Осударевой дороге: из дневников 1909—1930 // Наше наследие, 1990, № ), с. 82—85).

Еще более поразила М. Пришвина смерть Годуновского колокола, сброшенного с колокольни в конце января 1930 г. Пришвин увидел в этом акте смерть не гигантского куска металла, а одушевленной личности. В конце 1930 г. писатель сделал запись в дневнике: “Приближается годовщина уничтожения Сергиевских колоколов. Это было очень похоже на зрелище публичной казни”. А еще ранее он писал в редакцию журнала “Октябрь”:

“Месяц тому назад я был свидетелем гибели редчайшего, даже единственного в мире музыкального инструмента расстреллевской колокольни: сбрасывались величайшие в мире колокола Годуновской эпохи. Целесообразности не было никакой в смысле материальном: 8 тыс. пудов бронзы можно было набрать из обыкновенных колоколов. С точки зрения антирелигиозности поступок не может быть оправдан, потому что колокола на заре человеческой культуры служили не церкви, а общественности...”

Но “мрачный фанатизм”, который, по словам самого М. Пришвина, живет в сердцах многих представителей власти, уже невозможно было остановить. В архивах МОНО сохранился рукописный список 1930—1931 годов, подводящий итоги этапа антиколокольной компании. Согласно этому списку Рудметаллторгу в итоге были сданы из Троице-Сергиевой Лавры 19 колоколов весом 8165 пудов, причем находящемуся в монастыре Сергиевскому музею были оставлены лишь небольшие колокола 1420, 1598 и 1649 годов и др. Этот документ гласил, что из Симонова, Серпуховского Владычного, Страстного, Волоколамского монастырей были сняты все колокола. В прославленном Воскресенском Новоиерусалимском монастыре были ликвидированы все колокола, за исключением одного XVII века. Лишь московские Донской и Новодевичий монастыри только готовились к сдаче колокольной дани прожорливому Молоху социалистической индустрии. Кстати, колокола были только частью утилизованного монастырского имущества среди общего потока в виде паникадил и подсвечников, церковных серебряных сосудов, позолоченных куполов, иконостасов и киотов, многочисленных церковных облачений, покровов и проч.  

      читать далее>>

     наверх